- А Луны нет. Ничего, Вы не первая, кто нас путает. Присаживайтесь, выпейте со мной чаю. Муж обещал, что к обеду они уже вернутся. Гермиона делала вид, что пьёт ромашковый чай, и любовалась такой редкой безмятежной улыбкой любимой девушки.
Правой рукой Гермиона берёт с прикроватного столика чашку давно остывшего чая и подносит её к губам. В левой руке – маленькая ладошка Луны. Отпускать её нельзя – Луна сразу проснётся. Она провалилась в сон лишь около пяти утра – устав, очевидно, безостановочно говорить обо всём, что только приходило в голову. О том, что папа обещал подарить ей рог кизляка, но почему-то не подарил; о том, что папа куда-то пропал («Он вернётся, Гермиона?» - «Он обязательно вернётся»); о том, что ей очень не нравится эта темнота и крысы («Смотри, смотри, вот!» - «Там никого нет»). Луна мысленно по-прежнему в подвале Малфой-мэнора, в вязком полумраке, который душит её – и Гермиону. Но она не уйдёт. Если понадобится вечность просидеть в этом холодном, кажущемся нежилым доме, держа Луну за руку – она просидит. Не оставит эту несчастную призрачную фею, у которой после смерти отца не осталось никого, кроме неё. Тем более, что здесь действительно слишком уж темно. И, кажется... крысы.
Мы слишком долго ждали времени, когда сможем жить мирно. Так долго, что уже забыли, чего же мы ждём. А некоторые перестали ждать. И когда это время, наконец, настало, я закрыла глаза и закрыла себя в пустом доме. И продолжала мечтать о своём. О борьбе за идеалы. О том, что мы должны сопротивляться. О том, что мы победим, и я смогу обнять свою ясноглазую девочку. И когда они все вышли на улицы и стали кричать, радуясь и ликуя, я сидела в доме и держала в дрожащих руках чашку с остывшим чаем. А часы на комоде сломались ещё в феврале. Мы так свыклись с ощущением напряжения, так привыкли ожидать удара, что нам трудно ходить свободно. Для нас, тех, кто сражался, а не сидел, замирая от страха, по домам, это был настоящий удар. И он настолько ощутимо нарушил привычный покой, что Рон с горя запил. А моя ясноглазая девочка просто свихнулась. Лишь единицы сумели остаться собой. Нашли в себе силы, приняли перемены... Чувствую, что я не смогла.
Сегодня вторник. А значит, Луна опять устраивает чаепитие. Зовет неизменно всех, но приходит одна Гермиона. Садится на шаткий стул, берет в руки пустую чашку – с улыбкой делает глоток - правила нарушать нельзя. В такие моменты она кажется себе еще более безумной, чем хозяйка дома. А Луна давно уж не видит ее печальных глаз, и не слышит тихих шагов – кружиться по комнате в длинном белом платье, раскинув руки. Для нее пустая комната до краев наполнена голосами, лицами и улыбками друзей: Тонкс, Люпин, Фред, Лаванда и даже Колин – все пришли. Она счастливо смеется, запрокинув голову.
Не дай мне бог сойти с ума. … Не то, чтоб разумом моим Я дорожил; не то, чтоб с ним Расстаться был не рад
Чай давно остыл, но она упорно продолжает держать фарфоровую чашку с выщербленными краями у потрескавшихся губ и цедить мелкими глотками холод, согревающий после того, что она видит в серых глазах. Сверху доносится тихое бессвязное бормотание – Гермиона вздрагивает и переводит взгляд с невидимой точки на стене на чашку. Фарфор. Она – такая же тонка, такая же хрупкая… такая же выщербленная, только изнутри. Иногда, совсем редко, возникает ощущение, что было бы проще, если бы там наверху была Гермиона, а не эта хрупкая фарфоровая кукла с платиновыми волосами и глазами яркого цвета луны. А потом приходит другая мысль, что её нельзя оставлять одну, нельзя взваливать на хрупкие плечи непосильную ношу, нельзя сбегать в безумие – это позволено только ей. Гермиона ставит на стол опустевшую чашку и встаёт из-за стола. Голос наверху на минуту смолкает в ожидании. А после начинается очередная истерика: – Невилл! Нееет! Только не Невилл! Прошу вас… И Гермиона мчится вверх по ступенькам, выученным наизусть, на ходу выкрикивает отпирающее заклинание. Сегодня она будет Невиллом, только для неё. И к чёрту все советы врачей из Святого Мунго. К чёрту большую вероятность того, что сама Гермиона тоже может не выдержать, что её психика может пострадать из-за этого. К чёрту весь мир – есть только хрупкая выщербленная изнутри фарфоровая чашка с остывшим чаем, и она выпьет всё до дна.
Grey Kite aka R.L., гость номер 2, который спрятался, потому что превысил лимит и вообще... забыл выделить стратегически важные местоимения в тексте=)) рада, что понравилось)
- Давай... давай поговорим, - нерешительно произносит Невилл, делает большой глоток - чтобы занять руки и горло - и тут же морщится: чай ледяной, когда успел так остыть? - Давай, - легко соглашается Луна. У нее кофе - выпила уже весь, только гуща и осталась. Луна не смотрит на Невилла - изучает дно чашки. Невилл мнется, выбирает тему, наконец, не найдя ничего лучше, начинает: - Что там видишь? Ты ведь любила предсказания, я помню. И лучше всех была на курсе. - Да? Ничего нет, кофе - он и есть кофе. - А... а... А расскажи про этих... - Невилл мысленно проклинает себя: сколько раз слышал от нее, а запомнить не удосужился, но вот название всплывает в памяти. - Про морщерогих кизляков. Луна качает головой: - Нету морщерогих кизляков. - К... как? - Нету больше. Умерли. Окаменели и разбились. Все до одного. С ними мозгошмыги, травлероги... - она перечисляет еще много имен, и Невилл пытается запомнить, разобрать, но безуспешно, и лишь от последних слов ему становится жарко и страшно: - И моя единственная любовь. "Ступерфай", - шепчет ему память, показывая фигурку Гермионы, падающую в обрыв.
- А Луны нет. Ничего, Вы не первая, кто нас путает. Присаживайтесь, выпейте со мной чаю. Муж обещал, что к обеду они уже вернутся.
Гермиона делала вид, что пьёт ромашковый чай, и любовалась такой редкой безмятежной улыбкой любимой девушки.
заказчик.
Правой рукой Гермиона берёт с прикроватного столика чашку давно остывшего чая и подносит её к губам. В левой руке – маленькая ладошка Луны. Отпускать её нельзя – Луна сразу проснётся.
Она провалилась в сон лишь около пяти утра – устав, очевидно, безостановочно говорить обо всём, что только приходило в голову. О том, что папа обещал подарить ей рог кизляка, но почему-то не подарил; о том, что папа куда-то пропал («Он вернётся, Гермиона?» - «Он обязательно вернётся»); о том, что ей очень не нравится эта темнота и крысы («Смотри, смотри, вот!» - «Там никого нет»). Луна мысленно по-прежнему в подвале Малфой-мэнора, в вязком полумраке, который душит её – и Гермиону.
Но она не уйдёт. Если понадобится вечность просидеть в этом холодном, кажущемся нежилым доме, держа Луну за руку – она просидит. Не оставит эту несчастную призрачную фею, у которой после смерти отца не осталось никого, кроме неё.
Тем более, что здесь действительно слишком уж темно. И, кажется... крысы.
Мне очень понравилось. Особенно последний абзац.
Автор, который два.
Я люблю этот пейринг, у меня какая-то иррациональная тяга к нему.
Спасибо.
А заявки я стараюсьь придумывать непростые.
Чудесно.
Спасибо)
Grey Kite aka R.L.
А заявки я стараюсьь придумывать непростые.
Правильно делаешь, так интереснее)
ыыыть, как здорово... Очень-очень... Луна у тебя просто шикарная!
И когда они все вышли на улицы и стали кричать, радуясь и ликуя, я сидела в доме и держала в дрожащих руках чашку с остывшим чаем. А часы на комоде сломались ещё в феврале.
Мы так свыклись с ощущением напряжения, так привыкли ожидать удара, что нам трудно ходить свободно. Для нас, тех, кто сражался, а не сидел, замирая от страха, по домам, это был настоящий удар. И он настолько ощутимо нарушил привычный покой, что Рон с горя запил. А моя ясноглазая девочка просто свихнулась. Лишь единицы сумели остаться собой. Нашли в себе силы, приняли перемены...
Чувствую, что я не смогла.
130 слов
Открывайтесь, автор.))
Ну, я, разумеется... Скажи честно, догадался?
палевный пафосный автор третьего
Нет, не догадался.
Ты молодец, Нимф! Я тобой восхищаюсь.
Я тобой восхищаюсь.
За одни эти слова я готова улыбаться тебе до смерти
**Nimfadora**, эх... замечательно.
Сегодня вторник. А значит, Луна опять устраивает чаепитие.
Зовет неизменно всех, но приходит одна Гермиона.
Садится на шаткий стул, берет в руки пустую чашку – с улыбкой делает глоток - правила нарушать нельзя.
В такие моменты она кажется себе еще более безумной, чем хозяйка дома.
А Луна давно уж не видит ее печальных глаз, и не слышит тихих шагов – кружиться по комнате в длинном белом платье, раскинув руки. Для нее пустая комната до краев наполнена голосами, лицами и улыбками друзей: Тонкс, Люпин, Фред, Лаванда и даже Колин – все пришли.
Она счастливо смеется, запрокинув голову.
У безумия белый цвет, вы не знали?
Неплохо, воздушно, хотя без фема как такового)
Гость номер 2
Это замечательно
В общем, открывайтесь все, я угощаю!
Мда)) прошу прощения за "без фем"))
рада, что понравилось)
- Давай, - легко соглашается Луна.
У нее кофе - выпила уже весь, только гуща и осталась. Луна не смотрит на Невилла - изучает дно чашки.
Невилл мнется, выбирает тему, наконец, не найдя ничего лучше, начинает:
- Что там видишь? Ты ведь любила предсказания, я помню. И лучше всех была на курсе.
- Да? Ничего нет, кофе - он и есть кофе.
- А... а... А расскажи про этих... - Невилл мысленно проклинает себя: сколько раз слышал от нее, а запомнить не удосужился, но вот название всплывает в памяти.
- Про морщерогих кизляков.
Луна качает головой:
- Нету морщерогих кизляков.
- К... как?
- Нету больше. Умерли. Окаменели и разбились. Все до одного. С ними мозгошмыги, травлероги... - она перечисляет еще много имен, и Невилл пытается запомнить, разобрать, но безуспешно, и лишь от последних слов ему становится жарко и страшно:
- И моя единственная любовь.
"Ступерфай", - шепчет ему память, показывая фигурку Гермионы, падающую в обрыв.
184 слова
А хорошо, чёрт побери. Неожиданно. Не думал, что это можно так выполнить. Откройтесь.
Ах, да -
in_chancery
Анора
принимайте угощение:
*берёт конфетку*