- Slutblood. Храбрая гриффиндорка дрожит, как осиновый лист, опускаясь на колени - на одно это любо-дорого смотреть. Она привычно морщит умный высокий лобик - надеется, что это ей послышалось. - Не послышалось. Slutblood. Как тебе новое матное слово, Грейнджер? Панси требовательно нажимает девушке на плечи, заставляя её опуститься на холодный кафельный пол. - Прекрасно, - шепчет Гермиона, стараясь не думать о том, какие следы останутся на коленках от рифлёного кафеля.
Даже "люблю" в устах Паркинсон звучит, как ругань. Изысканная, но пошлая и гнилостная изнутри ругань. Грэйнджер кривится, глядя на распростёртую на измятых простынях любовницу. Паркинсон хорошо отрабатывает свою свободу, а также свободу отца и малолетнего брата. Такие они все, слизеринцы - ради абстрактной "чести рода" наплюют на мораль и честь собственную. - Продолжишь? - выдыхает Гермиона, почти против воли, когда бледная рука касается колена. Паркинсон подползает ближе, поднимает голову, целует её живот. И шепчет. - Слушай меня, Грэйнджер, слушай... Сладкая Грэйнджер, Грэйнджер любимая, Грэйнджер нежная... - Паркинсон смеется, почти истерически, а Гермиону мутит от нелепого сочетания её фамилии и всех этих...терминов. Дальше - больше, она уже знает. - Как тебе это новое матное слово? - шепчет Паркинсон, сжимая губами сосок, теребя клитор жёсткими пальцами. - Грэээйнджер... Вместо крика с губ срывается стон, ладонь - пощёчину бы! - разжимается, запуская пальцы в волосы Паркинсон и притягивая её к себе. Пусть даже её собственную фамилию превратили в изысканно-грязную ругань, Гермиона не остановится и не признается, что теперь тоже зависима от Паркинсон, как и та - от неё.
Храбрая гриффиндорка дрожит, как осиновый лист, опускаясь на колени - на одно это любо-дорого смотреть. Она привычно морщит умный высокий лобик - надеется, что это ей послышалось.
- Не послышалось. Slutblood. Как тебе новое матное слово, Грейнджер?
Панси требовательно нажимает девушке на плечи, заставляя её опуститься на холодный кафельный пол.
- Прекрасно, - шепчет Гермиона, стараясь не думать о том, какие следы останутся на коленках от рифлёного кафеля.
69.
А слово я запомню))Откроетесь?
довольный заказчик
Эквивалент на русском языке ввести не решилась.))
Спасибо за отличное исполнение =)
Даже "люблю" в устах Паркинсон звучит, как ругань. Изысканная, но пошлая и гнилостная изнутри ругань.
Грэйнджер кривится, глядя на распростёртую на измятых простынях любовницу. Паркинсон хорошо отрабатывает свою свободу, а также свободу отца и малолетнего брата. Такие они все, слизеринцы - ради абстрактной "чести рода" наплюют на мораль и честь собственную.
- Продолжишь? - выдыхает Гермиона, почти против воли, когда бледная рука касается колена. Паркинсон подползает ближе, поднимает голову, целует её живот. И шепчет.
- Слушай меня, Грэйнджер, слушай... Сладкая Грэйнджер, Грэйнджер любимая, Грэйнджер нежная... - Паркинсон смеется, почти истерически, а Гермиону мутит от нелепого сочетания её фамилии и всех этих...терминов. Дальше - больше, она уже знает. - Как тебе это новое матное слово? - шепчет Паркинсон, сжимая губами сосок, теребя клитор жёсткими пальцами. - Грэээйнджер...
Вместо крика с губ срывается стон, ладонь - пощёчину бы! - разжимается, запуская пальцы в волосы Паркинсон и притягивая её к себе.
Пусть даже её собственную фамилию превратили в изысканно-грязную ругань, Гермиона не остановится и не признается, что теперь тоже зависима от Паркинсон, как и та - от неё.
Вах... сильно. Очень нравится, да.
Откроетесь?
Открываюсь.
Старого Пожирателя пропёрло на фемслэш, да
Так и думала, что ты) Спасибо большое
Пожалуйста.)
Но экий же я предсказуемый-то.
Не ждал от вас фемслэша. Но это... Редко, но как же метко, а.
А что ж не ожидали? Я не увлекаюсь фемо так, как год назад, но всё же.
Но КАК оно написано. Я просто снимаю шляпу и кланяюсь в пояс, тааааа.